Дипломаты из США, государств – членов Европейского союза и высокопоставленные натовские чиновники пытаются выстроить общую линию реагирования на инициативы Москвы по гарантиям безопасности. На сегодняшний день говорить о хотя бы намеках на прорыв не представляется возможным.
Политические спикеры от Штатов и их союзников раз за разом воспроизводят тезис о "политике открытых дверей" для НАТО и невозможности для России, страны, не входящей в альянс, иметь де-факто вето на его расширение.
С российской же стороны приводится аргумент о том, что военный блок по природе своей не может быть "объединением демократий"! Более того, право той или иной страны на вступление в интеграционное объединение не может быть абсолютным. Как минимум оно должно учитывать интересы тех игроков, кто по тем или иным причинам не может или не хочет присоединяться к военному альянсу. Иначе нарушается такой фундаментальный принцип, как неделимость безопасности. По факту появляется клуб привилегированных участников, которые определяют правила игры для всех остальных.
Несмотря на принципиальную несхожесть базовых позиций, ни Россия, ни Запад не спешат выйти из переговоров. В Москве ожидают письменного ответа на инициативу по гарантиям безопасности. Здесь также ожидают визитов министров из стран – членов Североатлантического альянса для дальнейших консультаций с руководством российского МИД.
Сложное соседство
В этой череде встреч, переговоров, комментариев и заявлений нельзя не заметить того, что важнейшим приоритетом европейской повестки остается ситуация на постсоветском пространстве.
С одной стороны, США и их союзники пытаются провести своеобразное дипломатическое "огораживание", сузить переговорную тематику до Украины и "угрозы российского вторжения". Мотив понятен, есть стремление увести разговор от общих проблем и принципов европейской безопасности к отдельно взятому кейсу и заставить оппонента занять оборонительную линию, оправдываться, реагировать, а не играть на опережение.
Но для России вопрос об обеспечении безопасности в ближнем зарубежье – важная стартовая позиция, без которой крайне сложно говорить сразу и обо всем, что волнует Москву.
Более того, два из трех системных кризисов в отношениях с НАТО возникали именно из-за постсоветской повестки. Первый, напомню, был связан с натовской интервенцией в бывшей Югославии в марте-июне 1999 года, второй – с "пятидневной войной" в Грузии и третий – с началом украинского кризиса и утверждением российской юрисдикции над Крымом. Учитывая же общность многих процессов в ходе распада СССР и СФРЮ, важность увязывания постсоветской повестки с общеевропейской безопасностью становится еще больше.
На пике холодной войны президент США Рональд Рейган справедливо констатировал: "Если мы не сможем защитить себя [в Центральной Америке], мы не можем рассчитывать на победу в других местах. Наш авторитет рухнул бы, наши союзы рухнули бы, и безопасность нашей родины оказалась бы под угрозой".
Для любой страны ее соседство – зона особого интереса. В 2021-2022 годах Россия, которую на Западе принято обвинять в продвижении практик "сфер влияния" и "ревизионизме", на самом деле не предлагает какого-то особого ноу-хау. Перефразируя Рейгана, примерно то же самое о турецких интересах на Кипре и в Сирии мог бы сказать Реджеп Тайип Эрдоган, а о влиянии Индии на Шри-Ланке или Мальдивах – Нарендра Моди.
Ведь в чем опасность прихода НАТО на территорию бывшего СССР кроме того, о чем привычно пишут теоретики международных отношений, подчеркивая рост западного и сжимание российского влияния? Ключевая проблема – не в расширении альянса самого по себе, а в том, что он пытается утвердиться в сложносоставных государствах, где не только многоэтничное население, но и незавершенный процесс формирования национальной идентичности, малый опыт вовлечения в международную деятельность и наличествуют разные оценки внешнеполитических перспектив своей страны.
Среди тех, кто защищает "политику открытых дверей" для вступления в НАТО, абсолютно доминирует точка зрения о необходимости "полного восстановления территориальной целостности" Грузии, Молдовы и Украины.
Но даже если принять этот подход, то стоит сделать следующий логический шаг и признать наличие как минимум раскола во мнениях. Абхазия, Южная Осетия, Крым и непризнанные республики Приднестровье, ДНР и ЛНР видят гарантами своей безопасности не Вашингтон и Брюссель, а Москву. Это может нравиться или вызывать возмущение, но не считаться с этим невозможно.
По данным Киевского международного института социологии (КМИС) (декабрь 2021 года), 59,2 процента проголосовали бы за вступление Украины в НАТО, тогда как 28,1 процента – против. Заметим, исследование проводилось во всех регионах страны, но не на территории, подконтрольной непризнанным республикам Донбасса. И в условиях жесткой информационной кампании, живописующей перспективы российского вторжения и спасительную роль Североатлантического альянса в деле его предотвращения. Но даже при таких вводных продолжает сохраняться территориальный раскол при определении позиции Украины (на западе и в центре страны больше поклонников натовской интеграции, а на востоке преобладают противники) и значительный процент неприятия НАТО в целом.
Более того, прежние попытки игнорировать эту цветущую сложность как раз и спровоцировали внутренние конфликты в ряде постсоветских стран и более активное российское вовлечение в их дела. Отсюда следует крайне важный тезис: не только Россия, опасающаяся продвижения НАТО к своим границам, но и различные группы населения в соседней с ней странах заинтересованы в сдержках и противовесах евроатлантическим устремлениям.
И крайне опасно, когда внутренние расхождения дополняются фактором геополитического соперничества, а также попытками использовать конфронтацию внешних игроков в борьбе за власть. Попытки свести безопасность постсоветского пространства к единому североатлантическому знаменателю не уменьшают, а повышают конфликтность. И, в свою очередь, осложняют завершение перехода от республик СССР к новым полноценным состоявшимся государствам.
Не самоцель, а трудное искусство
Однако, какие бы критические оценки ни давались завышенным ожиданиям от вступления в альянс, одного пафоса отрицания недостаточно. Крайне важно обсуждать и предлагать альтернативы. И нельзя сказать, что их нет в грузинском, молдавском или украинском политических нарративах.
Легче всего (хотя всякая легкость относительна) – в Молдавии, которая на уровне Основного закона провозглашается нейтральной страной. Впрочем, дистанция от декларации к имплементации далеко не всегда коротка. И в данном случае без всестороннего урегулирования конфликта в Приднестровье, где должны быть учтены пророссийские интересы, ее сокращение будет проблематично.
Но даже в Грузии, где в январе 2008 года был проведен всенародный референдум по вопросу членстве в НАТО и таковой получил поддержку, нейтралитет обсуждается. Осенью 2019 года партия "Альянс патриотов" (на тот момент третья по численности в парламенте) провела свой собственный опрос, показавший, что 64 процента респондентов позитивно воспринимают эту идею. Сегодня вес этой политический силы снизился. И не факт, что в будущем такие цифры могут быть снова достигнуты, тем более тот опрос не имел юридически обязывающего характера.
Тем не менее к данной идее обращаются даже после событий 2008 года и последовавшей за ними бордеризации на югоосетинском направлении. Грузинские политики (пускай и в меньшинстве) пытаются нащупать механизмы нормализации отношений с северным соседом, а также внешнеполитические альтернативы натоцентризму, который скорее подстегнул, чем предотвратил признание Абхазии и Южной Осетии.
Внеблоковый статус Украины также присутствует во внешнеполитических дискуссиях этой страны, хотя и не в программах партий и движений мейнстрима. Но к нему на выборах президента – 2019 апеллировал Юрий Бойко, занявший в итоге четвертое место с 11,68 процента голосов и опередивший многих последовательных западников.
Однако даже если такие идеи вдруг овладеют умами не 10-15 процентов, а большего числа граждан в соседней стране (и в ряде других постсоветских образований), то без консенсуса между ключевыми игроками на мировой арене нейтралитет – как практика, а не как идея – будет проблематичен.
Сегодня многие говорят об удачном опыте Австрии, Швейцарии или Финляндии. По словам швейцарского исследователя Оливье Мёвли, "нейтралитет стал фактором, благодаря которому наша страна не только могла избегать втягивания в тот или иной конфликт, но еще и получала возможность предоставлять другим свои так называемые "добрые услуги", то есть посредничество и арбитраж".
К слову сказать, именно Швейцария стала страной, обеспечивающей общение между Грузией и Россией в условиях отсутствия между ними дипломатических отношений. Швейцарские дипломаты сыграли значительную роль на переговорах о вступлении РФ в ВТО, согласовывая снятие претензий с грузинской стороны.
И тем не менее нейтралитет Швейцарии стал итогом Венского конгресса и формирования системы "европейского концерта". А австрийский нейтралитет, зафиксированный в 1955 году, был бы маловероятным сценарием без принципиального согласия на него со стороны СССР и США, двух полюсов Ялтинско-Потсдамского мира.
Известный датский политолог-международник Ханс Моуриттцен в нашумевшей статье "Трудное искусство "финляндизации" говорил о том, что путь, избранный Хельсинки по окончании Второй мировой войны, – это "ориентация не ради удовольствия, а прагматический курс", актуальный для малых стран. Заметим, что сегодня и в Австрии, и в Финляндии много спорят о необходимости и возможности присоединения к НАТО (оба государства уже вошли в ЕС). Нейтралитет рассматривается некоторыми политиками и экспертами как капитулянтский курс, нежелательный для сегодняшних Украины или Грузии.
Словом, нейтралитет – не панацея, а сложное сочетание внутренних и международных факторов, индивидуальное для каждой страны и региона. Как справедливо замечает австрийский специалист Александр Дубови, это не самоцель и не "замена государственной стратегии". Тем не менее, продолжает исследователь, дискуссия о нейтралитете "способна послужить отправным пунктом и своего рода катализатором обсуждений будущего государственности, национальных интересов полиэтничных сообществ, а также роли данных стран в регионе и их отношений с ключевыми акторами международных отношений".
Важно только, чтобы такой разговор велся вокруг содержательных сюжетов, а не превращался бы в очередное повторение старых мантр.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.