С сентября ученый, тащивший на себе практически в одиночку и прикладную, и фундаментальную французскую эпидемиологию на протяжении многих лет, больше не преподает на медицинском факультете Марсельского университета и не практикует в качестве врача в созданном им же самим НИИ инфекционных болезней, пишет в материале РИА Новости Елена Караева.
Официальная причина? Она более чем весома и именуется возрастом: госчиновники во Франции (а Рауль в служебной иерархии относится именно к этой категории работников) обязаны покинуть занимаемую должность по достижении 69 лет.
Разумеется, это отговорка. И все знают, что это отговорка.
Но в Елисейском дворце не смогли придумать лучшего предлога, чтобы заткнуть Рауля.
В марсельском профессоре власти видели и видят не просто фрондера от науки, а человека, который не боится подвергать сомнению каждое решение, которое принимал Макрон в течение всего кризиса, связанного с пандемией коронавирусной инфекции.
Рауль был не согласен с властями ни тактически, ни стратегически — говорил об этом открыто. Но главный раздражающий фактор: он действовал по-своему — и достигал результатов, которые с научной точки зрения оказывались обоснованными.
Сказать, что власти стран Евросоюза оказались совершенно неподготовленными к принятию экстренных кризисных решений в начале эпидемии, — не сказать ничего.
За паникой в Париже, Риме, Мадриде, Афинах и далее по списку всех столицах государств ЕС было бы любопытно наблюдать с антропологической точки зрения — если бы ценой этого паралича воли не были сотни тысяч мучительных смертей заболевших, горе миллионов, потерявших близких, и ощущение растерянности почти полумиллиарда человек, живущих в объединенной Европе.
И ровно в тот момент, когда бессмысленная и безответственная суета властей достигла пика — как и количество госпитализированных в реанимации превысило все отметки и линии, раздался спокойный голос человека с внешностью, больше подходящей мушкетеру, вышедшему в отставку.
Марсельский профессор заявил: "Чтобы поставить под контроль распространение инфекции, мы организовали экспресс-диагностику, и каждый, кто считает, что он мог подцепить вирус, может прийти к нам и провериться. Во-вторых, после постановки диагноза мы зараженных не будем отправлять домой с пожеланием "принимать парацетамол", мы их будем лечить теми препаратами, которые имеются в нашем распоряжении. Поскольку мы прежде всего врачи, а дело врача — способствовать выздоровлению, а не просто следование "протоколу".
Это было сочтено прямым вызовом на дуэль всеми теми, кто тогда принимал хаотические, мягко говоря, решения, пытаясь натянуть распадавшийся на глазах тришкин кафтан системы медицинской помощи.
Неповоротливая европейская бюрократия, в начале нулевых благословившая фарминдустрию континента на перенесение практически всех производств — от средств индивидуальной защиты до реагентов для анализов — в страны Азии, не поспевала за темпами распространения инфекции и роста летальных исходов от COVID-19.
Возможности же китайской индустрии в связи с локдауном были сильно сужены, а поставки заморожены.
Когда Рауль заявил, что в этом случае имеет смысл обратиться к ветеринарам, использовав их опыт и имеющиеся в распоряжении средства в диагностике коронавирусной инфекции, в прессе назвали профессора "еретиком", заодно заклеймив его подход как "антинаучный".
Парадоксально, но в ситуации, когда речь зашла о спасении собственной жизни, французы, обожающие перекладывать ответственность за любые важные решения на государство, поверили Раулю, а не Макрону, который призывал их "мыть руки как можно чаще".
Через лаборатории НИИ инфекционных болезней, где директорствовал Рауль, прошли сотни тысяч человек. Как сообщается, в это учреждение за помощью обратилась как минимум четверть населения только Марселя, не считая тех, кто приезжал из других мест.
Всем заболевшим была оказана требуемая их состоянием помощь. Всех снабдили необходимыми рекомендациями.
Эта тактика сама по себе служила абсолютно убийственным контрастом тем циркулярам, которые рассылал французский Минздрав, каждый из которых, как правило, противоречил его же собственным предыдущим ценным указаниям.
Не отставала в этом отношении и Еврокомиссия, закупая абсолютно бесполезные (и это признала в свое время даже ВОЗ) для борьбы с вирусом медикаменты вроде американского ремдесивира, тратя на это миллиарды евро.
Усилия, брошенные на дискредитацию профессора Рауля, затронули и высшие научные сферы. В самом The Lancet — этой, как говорят, "библии исследователей" — появилась публикация, в которой на основе так называемых big data (больших массивов данных) результаты, полученные командой марсельского профессора, в том числе и касавшиеся применения противомалярийного препарата, опровергались.
Спустя короткое время выяснилось, что статья была не только заказной, но и данных, на основе которых она написана, в действительности не существовало.
Эта история как нельзя лучше иллюстрирует, кстати, два диаметрально противоположных подхода к лечебному делу: когда по одинаковому протоколу лечат всех, вне зависимости от пола, возраста и наличия сопутствующих заболеваний, и когда врач, опираясь на свои знания и анамнез пациента, назначает соответствующие лекарства.
Второй подход, называемый еще прецизионной медициной, требует, разумеется, и иной квалификации, и иных отношений между медиком и человеком, пришедшим к нему за помощью. Он в корне противоречит сегодняшнему главному европейскому тренду глобализации здравоохранения.
Та же защита прецизионной медицины содержалась и в заявлениях профессора Рауля, касавшихся вакцинации. Он в противовес тому, какие слухи и сплетни о нем распускали, никогда не был и быть не мог антипрививочником. О стратегии борьбы против инфекционных болезней, в которой инъекции профилактических препаратов были главным средством контроля над эпидемией, он писал книги. Работы эти выходили — и это важно — в момент, когда европейская эпидемиология была изгоем научных дисциплин. Студенты-медики не собирались выбирать стезю инфекционистов, а койки в профильных отделениях европейских стационаров шли под нож — в рамках соблюдения бюджетной дисциплины.
Какие в благополучной и богатой Европе могут быть эпидемии? Ну, кроме легкого сезонного гриппа, разумеется. Да и то не везде.
Прививки против инфекционных болезней переставали быть — в рамках соблюдения прав и свобод личности — обязательными, и лишь массовая нелегальная миграция на континент и рост заболеваемости, в том числе туберкулезом и корью, заставили власти пересматривать свои "либеральные" принципы.
Вплоть до введения сегодня обязательной вакцинации против коронавируса.
Рауль, критикуя такой подход, говорил, что подобные действия наносят урон, порождая колоссальное недоверие населения к прививочной кампании.
"Нужно идти к людям, к тем, кто относится к группе риска, нужно суметь их убедить в правильности вакцинации, поскольку это спасает жизни", — утверждал марсельский профессор в серии интервью, которые он давал перед сложением полномочий.
В поединке, который Макрон вел на протяжении полутора лет с врачом, не желавшим прогибаться под действия политиков, французский президент не удержался и выпустил последний укол: "Профессор Рауль — выдающийся ученый. Но нельзя не заметить, что именно его слова о прививках привели к тому, что в северных кварталах Марселя уровень вакцинации не превышает и 30%". На это Рауль заметил, что в пригородах Парижа, где живет примерно та же социальная группа примерно с тем же уровнем доходов, уровень вакцинации тоже не превышает 30%: "Кого за это можно назначить ответственным?"
Конечно, в данной ситуации верх — с точки зрения бюрократического исхода — одержал Макрон.
Другое дело, какой вердикт будет вынесен историей в целом и историей науки в частности.
В свое время европейские власти несогласных с ними ученых сжигали на кострах или отдавали в руки церковного суда. Но ни казни, ни вердикты не изменили того факта, что Земля вращается вокруг Солнца.
Так и здесь — пусть и в смягченной форме, но санкции против ученого, посмевшего не согласиться с генеральной линией властей, неизбежно вызывают ассоциации с тем мрачным периодом европейской инквизиции.
Хотя и тогда, и сейчас итоговую победу одерживает не тот, кто обладает властью, а тот, кто основывает свои взгляды на научных данных. И кто не боится говорить о них публично.