Елена Князева, Sputnik.
В прошлом году театр "Мено Фортас" привозил на фестиваль эскиз этого спектакля по короткой новелле Франца Кафки "Голодарь". Тогда он получил приз жюри. И вот теперь театр приехал с готовой работой, действительно напоминающей ожившую иллюстрацию, блестяще выполненную именно в стиле книжной графики.
"За последние десятилетия интерес к искусству голодания заметно упал. Если раньше можно было нажить большие деньги, показывая публике голодаря, то в наши дни это просто немыслимо", — так начинается рассказ о бледном человеке в черном трико, который годами кормился жадным интересом публики к собственной персоне.
В славе недостатка не было. Тем не менее, героя терзала постоянная неудовлетворенность своим положением. Импресарио не позволял ему голодать более 40 дней, объясняя это тем, что именно такой срок обеспечивает наибольшие сборы. Но голодарю казалось, что он может делать свое дело почти бесконечно и стать величайшим мастером голода всех времен.
Когда же "везде и всюду, словно по тайному сговору, распространилось вдруг отвращение к искусству голодания", голодарь, всеми забытый, умер в клетке на задворках цирка, неподалеку от зверинца.
Никто больше не чинил ему препятствий, он мог не есть сколько угодно, но это уже никому было не интересно. Перед смертью он попросил прощения у тех, кто когда-то восхищался им, и признался, что голодал только потому, что "не мог найти пищи, которая пришлась бы ему по вкусу — а иначе бы он наелся до отвала, как все".
Но если у Кафки голодарь шепчет эти слова, лежа в клетке на гнилой соломе и с трудом приподняв высохшую голову, то в спектакле Някрошюса прима "Мено Фортас" Виктория Куодите, выйдя на авансцену, произносит их, лишь слегка понизив голос, звонко, почти задорно, с милой ужимкой-гримасой.
Впрочем, и в течение всего полуторачасового спектакля она не теряет своей свободы, в отличие от героя новеллы, который почти не покидал клетки. Появившись в образе Хозяйки Сцены и сразу продемонстрировав класс актерского присутствия, Куодите сбрасывает черный плащ, снимает туфли на шпильке и превращается в рассказчика и героя, о котором ведет рассказ.
А импресарио и два других не менее колоритных и фактурных персонажа исполняют, скорее, роль свиты, играющей короля, становясь то праздными зеваками, то надзирателями, то ловкими трюкачами…
Куодите читает текст Кафки практически без купюр, при этом проживая его в постоянном движении, создавая пантомимический рисунок роли — неровный, нервный, порой гротескный и очень энергичный.
В том же ритме меняется вокруг нее пространство. Буквально из ничего, легко и под легкую музыку, возникают декорации кочевой жизни: то железная дорога и вагон поезда, то маленький городок и такси, то, наконец, цирк со всеми своими потрохами в виде трапеций и лонж.
Правда, начинается и заканчивается спектакль фразой, которой нет в новелле: "vakarienė patiekiama" — "кушать подано" — знаковой для театра.
В начале ее на разные лады и с разными интонациями, как бы разминаясь, пробуя голос, повторяет Куодите, в конце — четко и даже с некоторым вызовом — самый мелкий из "обслуживающих персонажей".
Значение ее в данном контексте можно трактовать по-разному.
Возможно, Мастер сцены просто предложил таким образом публике приготовленное им блюдо высокой театральной кухни: изысканное, необычное, рассчитанное на тонкий вкус гурмана, предназначенное не для того, чтобы насытиться, а чтобы познакомить вкусовые рецепторы с новыми ощущениями.
Публика, похоже, приняла этот посыл, и ответила достойно, на равных — точно рассчитанной порцией сдержанных, но не скупых аплодисментов. Возможно, отчасти такая реакция объяснялась отсутствием синхронного перевода.
Зрителям приходилось слушать Кафку по-литовски, следить за тем, что происходит на сцене, и читать рассказ по-русски — на табло, помещенной над сценой.
Но блюдо, безусловно, удалось. И это блюдо, конечно же, подчеркнуто европейское.
Может быть, это даже символ Европы, — и той, которая есть, и той, которой уже, кажется, нет нигде, кроме того пространства, в которое приглашает "Мено Фортас", — старой Европы. Ее вкус, а вернее, привкус чувствуется отчетливо, несмотря на подпущенную где-то невзначай аббревиатуру "ЕС" и пару раз многозначительно произнесенное слово "нефть".
Новелла заканчивается тем, что на место голодаря помещается молодая пантера, которая прекрасно себя в ней чувствует. Она отнюдь не страдает отсутствием аппетита и просто пышет жизненной силой, обдавая ее жаром зевак, которые "плотным кольцом окружали клетку и ни за что на свете не хотели двинуться с места". В спектакле мы видим только их.
Невидимая пантера острым носком черной туфли молниеносно реагирует на любое нарушение своих границ чьими либо башмаками. Звериная витальность тут лишь обозначена, почти даже не сыграна — и это, кажется, принципиальное решение.
Театр Някрошюса "Мено Фортас", созданный в 1988 году, входит в число лучших театров мира и является обладателем самых престижных профессиональных наград. Его основная деятельность — реализация и презентация в Литве и за рубежом спектаклей в постановке Эймунтаса Някрошюса.
Совсем скоро "Мастер Голода" откроет в Москве "Сезон Станиславского". Спектакли будут даны 27 и 28 октября 2016 года.
