Государственные отношения России и Китая в последние годы называют стратегическим сотрудничеством, и это во многом действительно так. Предпосылок для такого развития немало – решенные проблемы государственной границы; новая, 2017 года, редакция Стратегии национальной безопасности США, в открытой части которой Россия, Китай, Иран и Северная Корея прямо названы "стратегическими противниками" Штатов; стремительно увеличивающийся объем закупок Китаем энергетических ресурсов и уверенное наращивание объемов их добычи на территории России и многое другое. Но про "многое другое" должны рассказывать профессионалы политологии, экономики, а мы попробуем внимательнее присмотреться к сотрудничеству двух наших стран в энергетической отрасли, начав с нефтяного сектора.
ВСТО и независимые нефтеперерабатывающие компании Китая
В Китае есть настоящие нефтяные гиганты – государственные компании China National Petroleum Corporation, Sinopec, China National Offshore Oil Corporation. Вот только договоры с нашими "Роснефтью", "Газпром Нефтью", "Сургутнефтегазом" подписывали не они, а частные компании, не относящиеся к числу вертикально-интегрированных, владеющие только НПЗ. Ничего удивительного в этом нет: крупные компании во всем мире предпочитают работать на основании долгосрочных контрактов, в этом отношении небольшие частные компании традиционно оказываются более мобильными.
Небольшие НПЗ, небольшой объем сбыта – такие компании считают каждый процент прибыли, и расширение предложения легкой малосернистой российской нефти сорта ESPO они восприняли с энтузиазмом. Saudi Aramco (Саудовская Аравия) с ее танкерными поставками нефти Arab Light конкуренцию в 2018 году проиграла – этот сорт тяжелее, в нем больше серы, да еще и морские перевозки с неизбежным проигрышем в цене.
В 2018 году соглашение ОПЕК+ действовало в полном объеме, но, как видите, это не мешало участникам соглашения жестко конкурировать друг с другом, тем более на таком перспективном, быстро растущем рынке, как китайский. На тот момент выходить из соглашения ОПЕК+ Саудовской Аравии было невыгодно, пришлось, сжав зубы, продолжать улыбаться российским коллегам. Но на этом история не закончилась, а только началась.
Принцы бывают разными
Вот здесь, конечно, требуется "вставка" от профессионального политолога, который рассказал бы подробности серьезнейшей реформы в политической системе Саудовской Аравии, но можно попробовать и коротко.
21 июня 2017 года жители Королевства Саудовская Аравия узнали, что отныне указом короля Салмана ибн Абдул-Азиза Аль Сауда наследным принцем назначен не очередной племянник, а сын короля – Мухаммад ибн Салман Аль Сауд. Не будем вдаваться в проблемы кланов и семейных отношений в королевской семье, достаточно припомнить убийство журналиста Джамаля Хашогги на территории консульства КСА в Стамбуле, в организации которого напрямую обвиняли наследного принца, а вот Дональд Трамп не счел эту жутковатую историю причиной для изменения отношения США к властителям КСА. Именно стараниями нынешнего президента Штатов скандал с убийством был успешно замят, и сейчас о нем вспоминают все реже, хотя произошло это совсем недавно, в начале октября 2018 года.
Для чего я это вспоминаю? Да ровно по одной причине – такое миролюбивое, бесконфликтное отношение Трампа к Мухаммаду Аль Сауду по определению не может быть объяснено внезапно вспыхнувшими дружескими чувствами. В политике такого не бывает, тут действует другой принцип – услуга за услугу.
Торговая война, санкции, ОПЕК+ и нефть
2019 год – не только время, когда соглашение ОПЕК+ действовало в полной мере. Это был самый жесткий период торгового противостояния США и Китая, одним из результатов которого стало снижение объемов поставок американской нефти в КНР практически до нуля.
2019 год – время завершения отсрочек по введению Штатами нефтяного эмбарго в отношении Ирана. Отсрочки были предоставлены нескольким странам, в том числе Китаю, который был для иранских нефтяных компаний традиционным и крупнейшим покупателем.
2019 год – время введения санкций США в отношении Венесуэлы, прямой запрет на покупку нефти, добываемой боливарианской республикой, крупнейшим покупателем которой был все тот же Китай. Прекращение поставок из Ирана и из Венесуэлы привело к тому, что на китайском рынке появилась свободная ниша объемом в 20 миллионов тонн (порядка 150 миллионов баррелей) нефти, причем нефти тяжелых сортов.
Напоминаю, что по ВСТО российские компании поставляют нефть легкую, для организации масштабных танкерных поставок нефти марки Urals требовалось соблюдение двух условий – не только возможность фрахтовать танкеры, которых в России откровенно недостаточно, но еще и возможность нарастить объемы добычи, поскольку в противном случае для экспансии на внезапно частично освободившийся рынок "Роснефть" вынуждена была бы нарушить долгосрочные контракты с другими потребителями.
Нельзя исключать, что проблему фрахта можно было бы решить, но "Роснефть" и другие наши компании даже не пытались этим заниматься – смысла не было, нарастить объемы добычи не позволяли условия соглашения ОПЕК+. В СМИ и блогосфере распространено мнение о том, что глава "Роснефти" Игорь Сечин был недоволен соглашением ОПЕК+ исключительно из-за своего "скверного характера". Я понятия не имею, каков характер Игоря Ивановича, зато умею пользоваться калькулятором.
Средняя цена нефти марки Brent, по которой котируется Urals, в 2019 году составляла 60,5 доллара за баррель, дисконт для Urals составлял порядка четырех долларов. Можем округлить цену Urals даже до 55 долларов за баррель – все равно умножать придется на 150 миллионов баррелей, которые "Роснефть" из-за соглашения ОПЕК+ не смогла поставить на китайский рынок. Займитесь умножением самостоятельно, чтобы убедиться: причины недовольства сделкой ОПЕК+ у руководителя "Роснефти" имелись и выражались они числами с большим количеством нулей.
Какое отношение ко всему этому имела внезапная "дружба" Дональда Трампа и Мухаммада ибн Салмана Аль Сауда? Как ни удивительно, самое прямое, но об этом уже в следующий раз.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.