Чтобы понять, почему русофобия захватила большую часть умов литовской общественности, приходится обратиться к психологии. Видимо, одна лишь политология не в силах этого объяснить. Существует такое неврологическое расстройство как невроз. Зигмунд Фрейд, пионер психоанализа, писал, что дети склонны удовлетворять свои инстинкты и, конечно же, почти не используют свой недостаточно развитый разум.
Однако, по мере взросления, часть детей постепенно начинает понимать, что живет среди других людей и не всегда может удовлетворить все свои желания или причуды. Остальным же детям понять это сложно. Они привыкли жить эмоциями и инстинктами и не хотят быть изгнанными из этого рая.
Из рая их гонит сама жизнь. Некоторые дети это принимают, их интеллект переваривает новую ситуацию и они продолжают идти по жизни зрелыми шагами. Остальные изо всех сил борются с новой реальностью, пытаясь устранить тех, кто "мешает им жить".
Не будучи в состоянии открыто, физически противостоять новой реальности, они внешне соглашаются с ней, но глубоко в своем подсознании скрывают обиду, гнев и разочарование. В дальнейшем этот подавленный гнев вылезает наружу в виде неадекватных, невротических реакций.
Wikipedia описывает невроз как "неспособность адаптироваться к окружающей среде, изменить свой образ жизни, неспособность развивать более полную и сложную личность". Именно эти дети остаются детьми, потому что не хотят принимать сложный мир, мир во всей его полноте. Они остаются в примитивном, черно-белом мирке: хочу — не хочу, люблю — ненавижу, хороший — плохой.
Невротические взрослые быстро обнаруживают любые объекты, на которых они наконец-то могут выместить свой гнев и разочарование. Это могут быть национальные меньшинства (евреи, цыгане), социальный класс ("буржуи", олигархи), религиозные группы или сексуальные меньшинства. Это могут быть и соседние государства.
Часть нового литовского общества и новая элита в эпоху перестройки поступили как дети, на которых внезапно, после исчезновения цензуры, обрушился весь мир со всеми своими сложностями.
Тогда они выбрали самый простой способ и примитивно разделили весь мир пополам. Согласно детскому принципу хороший-плохой, белое-черное.
Довоенная Литва хорошая, а советская — плохая. Сметона хороший, а Снечкус — плохой. 1940 год — оккупация, а 1944-53 — борьба с оккупантами. Период с 1944 по 1989 год — черная дыра, а 1989-1991 годы — освобождение. Другое фундаментальное разделение звучало и звучит так: Запад (и, конечно же, Литва) хороший, а Россия — плохая.
Эти люди отказались полностью использовать свой интеллект и позволили эмоциям определить всю его дальнейшую работу. Неудобная информация до сих пор замалчивается, запихивается как можно дальше, чтобы не мешала. Свои возвышаются, а чужие демонизируются.
Например, в современной Литве мы почти не слышим разговоров и дискуссий о том, какой ущерб развитию нашей нации нанес военный переворот Антанаса Сметоны в 1926 году. Он подавил демократию, которая длилась всего несколько лет, и снова вернул нас в интеллектуальное крепостничество.
Эта трагедия нации обсуждается только в спорах между несколькими историками. А ведь из-за отсутствия открытой, смелой дискуссии на эту тему наше общество не поймет причину событий 1940-х годов. Тогда многие поддерживали перемены, потому что хотели избавиться от надоевшего, недемократичного и коррумпированного режима Сметоны.
По-детски, невротически замалчивается еще один принципиальный факт из жизни нации. Ведь антисоветские "лесные братья" не с неба упали. Еще до войны, весной 1941 года некоторые известные литовские эмигранты сотрудничали с Третьим рейхом, готовясь отомстить советской власти.
22 июня 1941 года произошло "июньское восстание", которое также стало началом Холокоста в Литве. Во время войны отношения с нацистами воплотились в батальоны полицаев, часть которых, с приближением фронта в 1944 году, осталась в лесах. Об этом тоже — или молчание, или полуправда.
А когда Рута Ванагайте пишет или высказывается на эту тему в свойственной ей открытой манере, литовская элита реагирует чисто невротическим образом — запретить, приговорить, книги сжечь! Уважаемые, вы сами виноваты в том, что создали столько табу.
Еще более интересным становится период с 1944 по 1989 годы. Здесь невроз переходит в шизофрению. Часть литовской элиты и общества одновременно и осуждают так называемую оккупацию, и должны признать, что в это время построили отличную комсомольскую или коммунистическую карьеру.
Если эти 50 лет и были черной дырой, тогда каким образом всем удалось получить хорошее образование, квартиры и так далее? Раздвоение личности в этом случае неизбежно. Элита компенсирует эту шизофрению повышенным "патриотизмом", критикуя Россию, и это выглядит довольно смешно, ведь никто не верит таким лицемерам.
Хуже всего то, что детская и невротическая черно-белая трактовка не позволяет смотреть на вышеуказанные темы трезвым, взрослым взглядом. Она не позволяет учиться на болезненных ошибках. Общество, которое из-за преобладающих табу не понимает всей трагедии 1926 года, или противоречивости советского периода, или причин Холокоста, обречено пережить все снова, как слепой — встать на те же грабли.
Невротик постоянно ищет и находит тех, на кого можно спустить всех собак, излить свое чувство обиды, накопленное в детстве, когда он фатально отказался полагаться на свой интеллект в пользу собственных страстей. Ему нравилось жалеть себя (как будто другие народы в те времена не пострадали) и найти внешнего врага. Он впадает в ступор, когда кто-то ему в глаза говорит правду о его же делишках, как это сделала Ванагайте своей книгой "Наши" (лит. "Mūsiškiai") о "лесных братьях".
Он больше не может примириться с новой, уже недетской действительностью: рядом с нами существует (и, кстати, развивается) новая Россия. Он, как и в детстве, хочет устранить эту "неудобную" реальность и вернуться в потерянный рай детства, когда только он был объектом любви и внимания его родителей. Вернуться в "спокойный и уютный", провинциальный мирок Сметоны, только ради видимости приукрашенный новыми технологиями.
Россия — действительно большая страна, которую трудно понять соседям, однако она поддается рациональному анализу, в ходе которого исчезают фобии. Финны, австрийцы, чехи являются примером того, как, не теряя самооценки, жить рядом с Россией. И жить довольно хорошо.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
