Участие президента России в форуме "Один пояс — один путь" и его переговоры в Пекине с китайскими лидерами актуализировали в экспертных кругах вопрос о месте ЕАЭС, СНГ и других постсоветских интеграционных проектов в разворачивающейся глобальной российско-китайской инициативе. Некоторые эксперты выдвинули предположение, что Россия просто впишется в китайский глобальный проект в качестве одного из транзитных партнеров, после чего интеграционные постсоветские проекты просто потеряют актуальность.
Не транзит, а рынки
Чтобы понять ущербность этого подхода достаточно вспомнить, что разные варианты Нового Великого шелкового пути отрабатываются в Поднебесной минимум полтора десятилетия. При этом сотрудничество с Россией окончательно стало приоритетным для Пекина лишь в последние пять-семь лет. По странному совпадению это произошло именно в тот момент, когда стало понятно, что вначале Таможенный, а затем и Евразийский экономический союзы становятся полноценной реальностью. Далеко не всегда очевидное является вероятным и, тем более, реальным. Как, например, рассуждают алармисты в России и других постсоветских странах? Они совершенно правильно констатируют, что китайской экономике нужны не только транзитные пути, но и доступ к сырьевым базам. В отличие от России, Китай зависим от импорта большой номенклатуры сырьевых товаров.
Далее делается вывод о том, что раз Китай нуждается в сырье, а сырье находится в Сибири и государствах Средней Азии, следовательно, Пекин будет разворачивать политическую и экономическую экспансию в данном направлении. Вроде бы логично.
Однако упускается из вида один очень существенный момент. Современная экономика не нуждается в прямом военно-политическом и/или экономическом контроле над конкретными территориями, населением или источниками необходимых товаров. Иначе пришлось бы предположить, что поскольку китайцам необходим доступ к европейским технологиям, значит Пекин будет распространять свою экспансию на европейский континент. На деле любая современная экономика нуждается в поставках необходимых товаров по приемлемым, возможно более низким ценам, и в доступе на рынки. То есть нужны не территории и население, которое ты будешь контролировать, а партнеры, которые смогут наладить дешевое производство нужных тебе товаров и обеспечивать их доставку потребителю. А также сами потребители, которые смогут закупать производимые тобой товары.
С этой точки зрения проекция китайского контроля даже на Среднюю Азию, не говоря уже о каких-то российских территориях, выглядит крайне затратным и совершенно нерентабельным проектом.
Постсоветские государства до сих пор интегрированы с Россией в одну экономическую систему. Конечно, они не замкнуты на Москву на 100%, как это было при СССР. Их экономические связи максимально возможно диверсифицированы. Но прибалтийский, украинский и молдавский примеры, когда национальные правительства, стремясь к полной переориентации на Европу, моментально (с исторической точки зрения) уничтожили собственные экономики, свидетельствуют о том, насколько сильна зависимость постсоветских государств от российского рынка и от кооперационных связей с Россией.
В этих условиях любая страна, претендующая на политическое и экономическое доминирование хотя бы на части постсоветского пространства, должна предложить альтернативу кооперации с Россией и иметь возможность заместить Москву в соответствующей экономике – для начала хотя бы процентов на 60-70. Чтобы не допустить обвала. Даже Запад, проводивший политику изоляции и ограничения России ценой разрушения пограничных с ней государств или их экономик, столкнулся в результате с ситуацией, когда формально освоенное им пространство стало серьезной финансово-экономической и еще большей политической обузой, так и не принеся ожидаемых политико-экономических дивидендов.
Перед Китаем задача изоляции России не стоит. Наоборот, ему нужен прочный дружественный тыл и гарантированные транзитные пути. Причем все это ему надо здесь и сейчас, а не через лет сто, когда теоретически можно было бы расставить китайские гарнизоны на пространстве от Варшавы до Японии.
Самостоятельное освоение Пекином Средней Азии невозможно еще и потому, что для Китая большую проблему представляет региональный сепаратизм в огромном территориально, но мало заселенном Синьцзян-Уйгурском автономном районе. Это – слабо освоенная территория, которую в конце XIX века называли Восточным Туркестаном, и которая, по тогдашним договоренностям о разделе сфер влияния между Россией и Великобританией, была отдана Китаю с целью обеспечения российско-британского компромисса. Она граничит с государствами Средней Азии, причем там проживает родственное население.
Таким образом, нежелание усиливать синьцзян-уйгурский сепаратизм, опасение прямого столкновения с радикальным исламизмом, сложности логистики, отсутствие традиционных экономических связей делают для Китая экспансию в северо-западном направлении не просто невыгодной, но убийственной. Для Пекина это было бы большим финансово-экономическим обременением, чем для России гипотетическая оккупация Украины. То есть Китай нес бы неприемлемые издержки, при этом отдаляясь от цели.
ЕАЭС и ШОС
На деле ЕАЭС как раз решает все необходимые с точки зрения китайских интересов вопросы. Союз ориентирован на создание платежеспособного внутреннего рынка емкостью до 250 миллионов потребителей. Это, наряду с европейцами, потенциальные покупатели китайских товаров. До решения этой проблемы, конечно, еще далеко, но как раз кооперация с Китаем в реализации проекта Единой Евразии, совпадающего по целям с проектом Нового Великого шелкового пути, может существенно сократить сроки структуризации единого рынка ЕАЭС.
Единое таможенное пространство упрощает и удешевляет транзит китайских грузов. Уже сейчас резко (в разы) возросли контейнерные перевозки из КНР не только по РЖД, но и по казахстанским железным дорогам. Реализуемый в ЕАЭС принцип свободного перетекания товаров, капиталов и рабочей силы, а также интеграции экономик облегчает Пекину инвестиционное взаимодействие со всеми странами Союза в интересующих его областях.
В общем, как это всегда бывает, когда устанавливается взаимовыгодное сотрудничество, от кумулятивного эффекта выигрывают все. Подчеркну, что и проект ЕАЭС, и проект Нового Великого шелкового пути пока находятся в стадии реализации. Им предстоит преодолеть немало трудностей. Но уже сейчас видно, что Пекину выгодно, чтобы в ЕАЭС вступили как можно больше бывших советских республик. Кроме того, у Москвы и Пекина существует и еще один совместный политико-экономический проект – Шанхайская организация сотрудничества, в которую, как в матрешку, вписываются и ЕАЭС, и другие региональные инициативы. И которая в перспективе, связав воедино все региональные объединения, как раз и способна стать структурой, цементирующей Единую Евразию.
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции.
